Дмитрий Акриш: «Театр выше храма!»

Известный московский режиссер, ставящий в Кургане драму по повести Санаева, рассказал, зачем нужна боль, и почему он всегда виноват.

Имя московского режиссера Дмитрия Акриша курганской публике хорошо знакомо по ярким, смелым по воплощению и противоречивым по восприятию публикой постановкам «Морфия» и «Лира» . Реакции зрителей на его работы колеблются от восторженных до негодующих, критики и судьи то хулят его провокационный стиль, то присуждают его спектаклям главные призы на международных фестивалях. Одно безусловно: его работы не остаются незамеченными, они становятся самыми обсуждаемыми, о них спорят до хрипоты, сталкиваясь лбами различных мироощущений.

Сейчас в Курганском театре драмы режиссер ставит третий спектакль – «Похороните меня за плинтусом» по автобиографической повести Павла Санаева. Чего следует ждать курганским театралам – очередную бомбу или камерно-интимный спектакль, как режиссер относится к критике и в чем видит смысл человеческих отношений, мы и поговорили накануне премьеры с Дмитрием Акришем.

– Папа был очень против, когда я выбрал актерскую профессию. Он сказал, что это «распутство, алкоголь и сигареты». Где-то он был прав, где-то нет. Эта профессия прекрасна, но в ней есть очень много болезненных точек, – рассказал мой собеседник. – В 17 лет я поступил на актерское отделение в Академию музыки, театра и изобразительных искусств (Кишинев). С первого курса мы были приняты в театре. Это были прекрасные годы моей жизни, когда я работал актером. В 2012 году я поступил в ГИТИС на режиссерский факультет (мастерская народного артиста РФ Леонида Ефимовича Хейфеца). Отец умер, когда я учился на втором курсе, я ему даже не говорил, что учусь в ГИТИСе. Он знал, что я где-то занимаюсь театром, но не знал, что я в Москве.

– Дмитрий, почему вы предпочли профессию режиссера актерской стезе? Что в ней любите?

– Я в ней люблю все, что сильно царапает и не дает покоя. Этот непокой я и люблю. Получаю удовольствие, когда учу какие-то новые вещи, когда что-то неизведанное открываю в своих артистах, ведь от них я многому учусь – это меня толкает вперед.

– А ощущение власти привлекает?

– Я сам в режиссуру пришел из актерской профессии, поэтому у меня этого нет. Конечно, были моменты, когда ты должен принимать болезненные решения, но я никогда не унижаю и не оскорбляю артистов. Всё должно быть основано на любви и взаимном доверии. Артисты – живые люди и использовать их нельзя. Они очень ранимые, они тебе верят, идут за тобой. Представьте себе, что я иду за одним человеком, а оказалось, что меня обманули, меня использовали. Как проводник он вел меня не туда. Это очень больно, и со мной это случалось много раз. Я на своей шкуре прочувствовал, насколько это ужасно и несправедливо.

– Вот уже перед третьей постановкой в Кургане у вас звучит ремарка «Будет больно!». Вы так любите боль или вызывать ее?

– У меня сейчас в работе с артистами есть две доминанты – любовь и боль. Почему именно так? Когда смотрю спектакль какого-то театра, по сути и по форме они могут быть разные, но если там нет любви, нет боли, мне очень тяжело смотреть. Если меня не цепляет, не царапает что-то в кино, в спектакле, в музыке, – мне очень тяжело подключаться.

– Персонажам сочувствуете? В своем спектакле «Lear», например.

– Это была одна из самых сложных моих постановок. Ты как режиссер обязан оправдать каждого персонажа, обязан любить их.

– Как вы относитесь к критике?

– Есть критики, которые видят твою фамилию на афише и сразу у них отношение: «Ну, всё, понятно!». Не понимая, что это будет, как это будет, то, что меняются города, где ты ставишь, артисты, театры, у них отношение всегда одно. Я очень люблю артистов, с которыми работаю, и зрителей, у которых есть свое мнение. И очень конструктивно отношусь к критике, когда человек говорит то, что чувствует и думает.

– Но не учитываете её?

– Есть много профессиональных критиков, которые по-настоящему любят театр и артистов. Как правило, они помогают спектаклю. У нас всё равно с артистами есть свой закрытый круг. Мы туда не пускаем никого. Мы-то знаем, что работали честно. И знаем, где есть проблемы и в чем… Спектакль – это живой организм. Он меняется постоянно, если это живой театр.

– Вы известны как режиссер-провокатор. Многие критиковали вас за сцены насилия и нетрадиционных отношений…

– Вот такой образ мы нашли. Но в «Лире» нет темы инцеста, её придумали несколько критиков под воздействием коньяка на одном фестивале. Я не могу ставить про педофилию, оправдать это невозможно! Это патология, а не театр… и ставить про это мне кажется мерзко!

– Дмитрий, режиссура для вас попытка психоанализа? Вы решаете и свои внутренние проблемы через эту профессию?

– Конечно! В разговорах с артистами и свои проблемы можно решить. Мы все живые люди, поэтому у всех есть какие-то раны, какие-то проблемы, секреты, о которых мы не хотим говорить, потому что это больно.

– А зачем, по-вашему, вскрывать все эти раны на спектакле?

– Чтобы вылечить их! Бывали такие случаи. Помню спектакль «Бог ездит на велосипеде», который я поставил в Березниках, когда девушка после посещения этой постановки отказалась делать аборт. И ребенок родился! Благодаря именно этому спектаклю.

– На мастер-классе вы говорили, что нужно признаваться в любви всем, кому хочешь сказать эти слова…

– Это так. Можно ведь признаваться и молча. Можно делать всё возможное для этого и не говорить слова «Я тебя люблю». Потому что я отношусь очень бережно к таким высказываниям, очень серьезно отношусь к любви, к семье, к детям – у меня очень светлое ко всему этому отношение.

– Любовь в вашем понимании – какая она?

– Я не видел ни одного мощного произведения в мировой литературе без любви и конфликта между мужчиной и женщиной. Во всех самых сильных произведениях есть любовь и в этой любви существует острый конфликт.

– То есть всё равно боль?

– Мне кажется, да. Даже при радости и полете в любви есть все – и страх, и боль, и переживания.

– Были ли у артистов моменты отторжения вашего видения роли?

– Конечно!

– И как вы решали в этом случае ситуацию?

– Диалогом. С помощью разговоров мы вскрываем какие-то проблемы. Ты понимаешь, чем живет человек, он тебе доверяет. В вашем театре такие мощные артисты, поэтому я здесь нахожусь в третий раз. Я их очень люблю. Если вам не понравился спектакль – виноват всегда режиссер. Но артистов не надо трогать. Они очень честные, очень искренние, очень открытые, всегда работают в полную силу. И сейчас то, что они вытворяют, – это мощно! Эти артисты могут играть всё – любой материал, и им хватает мудрости работать с любым режиссером.

– Вы следите за судьбой своих детищ, своих спектаклей?

– Всегда! Во всех театрах. Могу менять какие-то сцены, бывают вводы новых артистов, кто-то ушел, кто-то забеременел – это же жизнь!

– Чем-то особенно гордитесь из своих постановок?

– Не отвечу на этот вопрос, потому что я люблю все свои спектакли. Их невозможно сравнивать – разные авторы, пьесы, разные артисты, разные театры. Очень тяжело их ставить рядом.

– А вы никогда не ставили комедий? Какие у вас предпочтения в авторах и есть ли пьесы, которые ставить бы никогда не стали?

– Вот скоро буду ставить комедию. Не скажу, что именно, узнаете чуть позже в следующем сезоне. Это классика. Хотя комедии, безусловно, ставить сложнее. Люблю классику – Брехта, Чехова, Достоевского, Тургенева, Лермонтова… Не стал бы ставить тупых драматургов, которые пишут ни о чем. Театр сегодня потерял какую-то меру своего влияния. Но, тем не менее, я все равно считаю, что он по силе своего воздействия выше, чем храм, и намного выше. Потому что у театра получается все же входить в диалог со зрителями. А в храме сегодня это уходит! Поменяли они пол на теплый, вставили пластиковые окна, установили кондиционеры… Но это в душе человека не меняет ничего. Как правило, очень хорошие артисты верят в Бога, и сомневаются ежесекундно!

– Каким будет ваш новый спектакль «Похороните меня за плинтусом»?

– Этот спектакль совершенно другой. Я таким театром не занимался никогда – более тонким, основанным на взаимоотношениях. Я в нем оправдываю каждого, ведь не бывает четкого деления на «отрицательных» или «положительных» персонажей. Я не верю, что кто-то только хороший или плохой. Не ставлю печати на людей и не говорю, что вот «проститутка», вот «алкоголик», вот «наркоман». Пытаюсь понять, где случился надлом в человеке.

Я смотрел фильм по повести Санаева, встретился с автором в Москве. У нас состоялся очень конструктивный разговор, и я очень доволен этой встречей. Мы рассказали друг другу, про что эта история – как я ее понимаю, и про что он сам ее написал. Это был хороший разговор и где-то мы совпадаем.

Очень надеюсь, что эта постановка, как живой диалог, сблизит нас еще больше со зрителями.

– Но создается впечатление, что актеры – очень закрытая система для такого общения…

– А разве кого-то пускают в алтарь?! Когда ко мне просятся на репетиции, я говорю очень часто «нельзя». И вы же не зайдете в зал реанимации, когда там оперируют. Вот в этом теряет театр сейчас – когда все, кому хочется, заходят на сцену и делают там что хотят. Когда считаю, что нельзя пускать, – я не пускаю. Потому что там очень интимно, там работа с душой. Это же не механизм, не махина, не завод. Я же не возьму в руки скальпель и не пойду делать операцию на мозге или на сердце. А в театр некоторые нагло лезут с заявлениями, что они умеют ставить, играть.

Да, я закрытый человек. Я в жизни не открываюсь каждому. Не зная другого человека, как ты можешь ставить свое сердце на стол? Если у пианиста есть пианино, у скрипача есть скрипка, у нас нет ничего, мы и есть наш инструмент.

– Во время «Ночи театра» к вам на мастер-класс пришли люди, которые не имеют отношения к актерству…

– Я знал, что придут такие люди. Всё прошло хорошо, но времени на всё не хватило. Мне кажется, что в результате таких встреч люди потом держат связь, встречаются. Встречаться надо вокруг какой-то идеи, чтобы что-то создавать вместе.

– Вы считаете, что актерскому мастерству можно обучить любого?

– Думаю, да. Если человек сильно захочет. Любви насильно не бывает.

– Дмитрий, есть ли у вас какая-то особая мечта режиссера?

– Это звучит пафосно. Есть мечты нормального живого человека. Их очень много.

Мечты связаны с моими родными, с личной жизнью (я безумно хочу семью и много детей, но на это сейчас нет времени), с моими близкими, с моими педагогами, которые были рядом и до сих пор остаются рядом. С теми немногими людьми, у которых я учусь, вот Леонид Ефимович Хейфец для меня как мой второй папа. Мне хочется, чтобы он жил долго, чтобы он мог ставить спектакли и дальше, потому что он положил всю свою жизнь на это. Есть мечты, связанные с артистами, – я их тоже ношу в своем сердце.

Два раза в неделю – во вторник и в пятницу специально для вас мы отбираем самые важные и интересные публикации, которые включаем в вечернюю рассылку. Наша информация экономит Ваше время и позволяет быть в курсе событий.

Если вы стали свидетелем интересного события, присылайте сообщения, фото и видео в Viber  и  WhatsApp по номеру тел. : +79195740453, в нашей группе  "В Контакте"