Знаменитый художник рассказал курганскому журналисту о своём детстве в Альменевском районе

«Никогда не бросайте камни в прошлое…».

Григорий Потоцкий… Художник, скульптор, чудак, гений, философ, целитель… Сколько таких громких эпитетов приписали ему многочисленные почитатели его таланта. Статьи о нем и его фотографии разбросаны по всей мировой сети. Вот он на пару с Генсеком ООН Пан Ги Муном. А вот с Депардье – две пары приветливых глаз смотрят в объектив. А на этой фотографии он в мастерской работает над скульптурным портретом Льва Толстого. И еще десятки, десятки снимков. И все они удивляют и дополняют представление о Мастере. Но вряд ли кто знает о детстве Гриши Потоцкого, которое… прошло в селе Малышево Альменевского района.

Начальное образование – в больнице

– Моя судьба благословенна. В 1949 году Сталин выслал едва ли не весь мой молдавский род в Сибирь. Часть людей не доехала. А тех, кто доехал, бросили в степи возле каких­то сибирских деревень. Если выкопали землянки, – выжили. А кто не сделал этого – погибли. Местное население встретило приезжих из Молдавии с опаской. Поскольку слышали, что в Молдавии прошел голод и были случаи каннибализма. Пустили слух, что мы каннибалы, едим друг друга.

Когда нас высылали из Молдавии, мой отец, узнав об этом, не поверил, что такое может быть. Он залез на дерево и спрятался. Он думал, что его жену, очень маленького роста женщину, да еще с дочкой на руках, никуда не отправят. Но тем не менее маму с грудным ребенком, бабушку, у которой на руках был еще один ребенок, выслали в Сибирь. Делали это спешно. Отец побежал в сельсовет: «Как же так?» Ему сказали: «Собирай вещи и – вслед за женой». Таким образом, и он оказался в ссылке.

Это было непростое время. Из­за холодных, сырых землянок я позже заболел остеомиелитом. И слава богу! По причине заболевания попал в больницу. А раз надолго попал в больницу, получил какое­то начальное образование. Лежал в костно­туберкулезном санатории под Курганом. Там, насколько я потом узнал, работал доктор Илизаров.

Сплошные парадоксы

– Два с половиной года я пробыл в гипсе. Болезнь затянулась лет на десять. От семьи оторвался, но зато учился в лечебницах. А раз учился – то у меня стало складываться будущее. Этого бы никогда не было, потому что никто из наших не получил образования. Состарились, спились. А так как у меня была особая ситуация – все произошло иначе. Благодаря этому деспотизму я неожиданно стал человеком. Вот где парадокс! Я этому благодарен! Поэтому я могу сказать: никогда в прошлое нельзя кидать камни…

Помню несколько случаев из моей биографии. Мне годика три­четыре. Поехали в лес косить траву. Надо чем­то кормить корову – нашу главную кормилицу. Но трава в лесу государственная. Приехали в лес товарищи с винтовками. А отец уже уложил стог сена и сам сидит на этом стогу. Его забрали, и я какое­то время его не вижу. Отца обвинили в воровстве сена и посадили. Но спустя небольшое время за хорошее поведение выпустили. Было печально. Но зато отец вышел из заключения, получив профессию повара.

Еще запомнилось: у мамы был большой фартук с большими нашитыми карманами. Поздняя осень– почти зима. Давно собрали с полей урожай. Понятно, мама ходила на дальнее поле, чтобы собрать оброненные колоски с зерном. В нас жил страх: а если маму поймают? За такие дела могут дать немалый срок…

Остеомиелит развивался, и на моей спине выскочил огромный свищ. Меня увезли в районную больницу. Врач промыл свищ спиртом и без всякой анестезии принялся резать. От боли я громко­громко кричал. Ранку чистят ваткой со спиртом – опять дикая боль!

Если есть – они завистники. Вот такой главный вывод я сделал из своей сибирской родины.

Грецкие орехи

Естественно, все мы думали о своей далекой южной родине. Однажды приходит посылка с какими­то большими твердыми шариками. Я не знал, что это такое. Ими можно было играть: стучать, катать по полу. Мама дала эти шарики соседям и ушла на работу. Она уходила рано утром, а поздно, ближе к ночи, возвращалась. Встретила соседей, они ей говорят: «Евдокия, что ты нам за картошку дала. Мы ее варим, варим, а она все такая же твердая!» Мама смеется: «Это же грецкие орехи! Их надо просто расколоть!»

А еще запомнился холод, снег. Не было теплой одежды, не было валенок. Одни самокатки на одну семью. Но для меня холод не был чем­то плохим. Я был маленького роста, и этот снег казался выше меня. Идешь по тропинке, и кажется, что ты идешь между снежных гор. Столько было восторга. Это чувство того снега, восторга осталось в душе. Приятно было языком прикоснуться к снегу. Мне казалось сладким то прикосновение. А катание на санках – это такой восторг!

Дорога к маме

Мама работала дояркой на ферме. Она находилась в трех­четырех километрах. Однажды был тяжелый день – ветрено, за окошком шумно. А меня, четырех­пяти лет, оставляли на весь день одного. Неожиданно пришла мысль: пойду к маме! Эта мысль была равносильна острой боли – к маме, к маме! Я вылез из дома через вырезанный для собаки лаз в двери и оказался во дворе. Непонятно, каким чутьем я определил, где сейчас мама, и пошел по направлению к ней. Я шел несколько часов эти три­четыре километра. И, как ни странно, нашел. Когда мама увидела меня, идущего к ней, она была настолько взволнована. Она схватила меня, обняла. Помню ее слова: «Как же дошел, как же ты нашел меня!» Заплакала и повела меня в тепло – на ферму. А был такой сильный ветер, и сквозь разбитые маленькие оконца несло холодом. Она схватила солому и стала затыкать окна, лишь бы мне и ее коровушкам было не так холодно. Эта длинная дорога к маме мне памятна до сих пор.

А еще я любил стоять у дороги и провожать своим тоскливым взглядом машины. Они не часто проезжали – раз в три часа. И когда машина проезжает, поднимается столб пыли. От пыли душно. И я с тоской думаю: вот едет машина, а там, где­то далеко, жизнь. И хочется за этой машиной бежать. Туда, где жизнь.

Возвращение и снова побег

В 1963 году мы решили вернуться на родину. Закончилась ссылка, нам разрешили уехать. Начали все распродавать. Пытались заработать какие­то деньги. Я помню: дорога обратно была также очень длительна. Опять были вагоны товарные. Мы ехали чуть ли не полторы недели. Каким­то чудом добрались до Кишинева. Возвращаться в наше село было бессмысленно – ничего нашего там не было. Прописка – за двести рублей. Это были чудовищные деньги! Отец за те деньги, что собрал в Сибири, купил комнату с кухней и немножко земли. Потом отстроился. Но судьба была крайне неласкова. Мама заболела тяжелой формой сахарного диабета. А отец…Он вскоре погиб: его сбила машина возле дома. Когда его хоронили, проститься с ним пришли полторы тысячи человек. Тогда я думал: как так – человек, который работал кочегаром, грузчиком, у него были простые профессии, – проститься с ним пришло так много людей. Его гроб несли на руках до кладбища – три километра! А рядом ехала машина.

Помню, как вступил в комсомол. Это был 68­й год. С радостью говорю об этом маме. Та мне с укоризной: «Сынок, что ты наделал! Ты не понимаешь, придет время, и с коммунистами захотят рассчитаться». Почему неграмотная женщина так об этом думала? Естественно, это не доносилось на улице, но простой народ понимал, что это ненормально и этому должен когда­то прийти конец. Так и случилось!

Сибирь осталась памятью на всю жизнь. Возможно, мои воспоминания покажутся таким чудовищным ужасом. А у меня чувство, что там живут самые лучшие люди. Самые порядочные, самые честные. Самые открытые. Сибиряки красивые, чистые. От этого края у меня осталось впечатление широты, простора, нетронутости и девственности.

Когда я приехал в Молдавию – это родители мои молдаване, а я сибиряк, считал себя русским, – и я терпеть не мог этой земли. Я физически Молдавию не выносил по той причине, что она вся, как бы помягче сказать, облапана. Каждый кусочек земли возделан – всего коснулся человек! Нигде нет дикой природы. Все так тесно, мелко. Все так ничтожно. Вот этой широты, глубины, вот этого космоса нет. И я все время чувствовал себя в Молдавии эмигрантом. Поразительно! И когда в Молдавии начался национализм, стали гнать русских, я решил уехать в Россию.

Главный закон – доброта

Мне говорили: «Что ты делаешь, куда ты уезжаешь, ты можешь здесь министром стать!» А я заявил: «Это вы думаете, что Молдавия – колония России. Это Россия, огромная республика, – колония Молдавии! Потому что самый бедный молдаванин жил тогда в сто раз лучше любого русского. В Молдавии ели, пили, отдыхали, какие строили дома и как дружно жили – никогда такого не было! Россия – самая добрая республика! А вы решили всех русских выгнать со словами: «Мы Россию помидорами закидаем, яблоками! У нас будет столько колбасы! И мы все это отправим в Москву и будем богатыми!» Я им тогда говорил: «Нет, ребятки, это вы только думаете о том, как будете хорошо жить. Сейчас у вас всего этого полно. А потом, когда вы будете одни, у вас все будет плохо!» Я собрал все свои манатки, свои скульптуры, все отвез в Москву, в ту самую столицу, которая когда­то сослала моих родителей в Сибирь. Я о многом передумал. И о прошлой жизни, и о настоящей.

Нельзя бросать камни в прошлое! Жизнь в Сибири сделала мой характер. Благодаря той жестокой судьбе ссыльных, которая сродни сибирским морозам, я не хочу делить правду.

Все лучшее позади. И впереди – тоже лучшее. Сейчас я создаю Музей всемирной интеллигенции и хочу где­нибудь его открыть. Я являюсь президентом Международной академии доброты.

И Любовь. Когда нарушается этот неразрывный закон, то возникает конфликт как между людьми, так и между государствами. Только добрый человек свободен от Зла.

И вот у меня появилась такая мысль: если кричу – значит, живой. Если живу – значит, счастливый! Вот так я думал и мыслил. Я думал: на Земле не должно быть несчастных людей, коли они все живы. А я тяжело болел, плохо ходил. Поэтому считал: самое большое счастье – ходить. Ходишь – счастье, видишь – счастье. Дышишь – тоже счастье! Несчастливых людей на Земле не должно быть

Я иногда задаюсь вопросом: почему человек живет плохо? Ни экономика не виновата, ни власть, ни государство. Они бессильны перед человеком. Плохо от того, что человек живет без доброты. Только доброта делает человека Человеком. Не закон решение всех проблем и вопросов, а доброта. Там, где доброта, там нет границ, там начинается понимание и дружба. Главный закон общества, который я вывел, – Закон Доброты и Благодарности

Вячеслав Аванесов. Фото: pototsky.ru.

наша справка

Григорий Викторович Потоцкий. Родился в 1954 году в селе Малышево Альменевского района. В 1977 году он окончил Государственный институт искусств им. Грекова в Одессе (факультет скульптуры). Художник, скульп­тор. Мастерская и созданная им Арт­галерея находятся в Москве на Гоголевском бульваре. Автор 120 памятников в 36 странах мира.

Потоцкий – автор 100 портретов в бронзе многих выдающихся деятелей культуры и искусства мира. Их высоко оценили Пауло Коэльо, Морис Дрюон, Иннокентий Смоктуновский, Жерар Депардье, Пьер Ришар, Эмир Кустурица и другие выдающиеся люди современности.

Читайте наши новости также в  "Одноклассниках" ,  "Вконтакте"   и на  телеграм-канале .